Что моя биография? "Дард" (арм. печаль,горе) - вот ее вечная форма...
Сейчас, после третьего ареста, я могу наконец что-то суммировать.
Обернулся - вижу старость. Это я ощущаю в мои 63 года.
Моя мать - Сиран Давидовна Бежанова. Отец - Иосиф Сергеевич Параджанов.
В год моего рождения они развелись фиктивно. Развод им был нужен, чтобы спасти шубу из французского выхухоля и дом на горе Святого Давида. Шубу, дом и много чего другого удалось спасти. После смерти мамы мы с сестрой никак не могли поделить шубу, и тогда я разрезал ее ножницами пополам.
А дом - вот он,стоит на Котэ Месхи. Сколько семей в нем разместилось!
Отца тем не менее арестовали, но детство мое было окружено заботой.
Боясь обысков,мама каждый день заставляла меня глотать бриллианты. Потом ходила за мной по пятам с горшком в руках.
... Став совершеннолетним, я долго блуждал в поисках хорошо оплачиваемой работы, пока не набрел на ВГИК, который успешно окончил, и с тех пор голодаю.
О том, как я поступал во ВГИК, целая поэма может быть написана...
Я приехал в Москву после войны и поступил сразу в три института. Не знал, в какой пойти...
...Все считали, что я одаренный... Министерство Грузии даже выдало мне примус, валенки и сторожевой тулуп... Это была дань государства моей судьбе.
В этом туалете я приехал в Москву и сразу встретился с выдающимся мастером Игорем Савченко. Когда он меня спросил: "Зачем вы пришли в кино?" - я ответил, что учусь в консерватории, но хочу делать музыкальные фильмы и экранизировать оперы.
Он сказал: "Это интересно,пойдемте со мной". Меня заставили что-то нарисовать,что-то станцевать,что-то спеть...
В те голодные годы мы ели в день по четыреста грамм хлеба по талонам и,стоя в очереди за хлебом,иногда теряли сознание. Помню, как Латиф Файзиев одалживал мне кусок хлеба,чтобы я,простояв очередь, потом отдал ему обратно...
Во ВГИКЕ не было стульев, мы сидели на каких-то лавках,а кое-кто прямо на полу...
Приехав на студию, после объятий Довженко и пятерок, которые нам ставили за дипломы, мы годами бегали в ассистентах у третьесортных режиссеров и вымаливали работу, чтобы не умереть с голоду...
Мы сидели в тени и провели свою молодость в сырых помещениях общежития,тихо-тихо выкарабкивались... А получили работу чуть ли не зрелыми пятидесятилетними режиссерами (когда мог быть уже утрачен энтузиазм)...
...Спустя тридцать лет я вернулся в город, в котором родился в 1924 году. Вернулся стариком, за плечами которого словно два крыла:с одной стороны - слава,триумф и признание,с другой - униженность раба,пленника,зека...
У меня нет ни официальных званий, ни наград. Я никто. Я живу в Грузии, в доме моих родителей,и, когда дождь, я сплю с зонтиком и счастлив, потому что это похоже на фильмы Тарковского...
Сейчас, после третьего ареста, я могу наконец что-то суммировать.
Обернулся - вижу старость. Это я ощущаю в мои 63 года.
Моя мать - Сиран Давидовна Бежанова. Отец - Иосиф Сергеевич Параджанов.
В год моего рождения они развелись фиктивно. Развод им был нужен, чтобы спасти шубу из французского выхухоля и дом на горе Святого Давида. Шубу, дом и много чего другого удалось спасти. После смерти мамы мы с сестрой никак не могли поделить шубу, и тогда я разрезал ее ножницами пополам.
А дом - вот он,стоит на Котэ Месхи. Сколько семей в нем разместилось!
Отца тем не менее арестовали, но детство мое было окружено заботой.
Боясь обысков,мама каждый день заставляла меня глотать бриллианты. Потом ходила за мной по пятам с горшком в руках.
... Став совершеннолетним, я долго блуждал в поисках хорошо оплачиваемой работы, пока не набрел на ВГИК, который успешно окончил, и с тех пор голодаю.
О том, как я поступал во ВГИК, целая поэма может быть написана...
Я приехал в Москву после войны и поступил сразу в три института. Не знал, в какой пойти...
...Все считали, что я одаренный... Министерство Грузии даже выдало мне примус, валенки и сторожевой тулуп... Это была дань государства моей судьбе.
В этом туалете я приехал в Москву и сразу встретился с выдающимся мастером Игорем Савченко. Когда он меня спросил: "Зачем вы пришли в кино?" - я ответил, что учусь в консерватории, но хочу делать музыкальные фильмы и экранизировать оперы.
Он сказал: "Это интересно,пойдемте со мной". Меня заставили что-то нарисовать,что-то станцевать,что-то спеть...
В те голодные годы мы ели в день по четыреста грамм хлеба по талонам и,стоя в очереди за хлебом,иногда теряли сознание. Помню, как Латиф Файзиев одалживал мне кусок хлеба,чтобы я,простояв очередь, потом отдал ему обратно...
Во ВГИКЕ не было стульев, мы сидели на каких-то лавках,а кое-кто прямо на полу...
Приехав на студию, после объятий Довженко и пятерок, которые нам ставили за дипломы, мы годами бегали в ассистентах у третьесортных режиссеров и вымаливали работу, чтобы не умереть с голоду...
Мы сидели в тени и провели свою молодость в сырых помещениях общежития,тихо-тихо выкарабкивались... А получили работу чуть ли не зрелыми пятидесятилетними режиссерами (когда мог быть уже утрачен энтузиазм)...
...Спустя тридцать лет я вернулся в город, в котором родился в 1924 году. Вернулся стариком, за плечами которого словно два крыла:с одной стороны - слава,триумф и признание,с другой - униженность раба,пленника,зека...
У меня нет ни официальных званий, ни наград. Я никто. Я живу в Грузии, в доме моих родителей,и, когда дождь, я сплю с зонтиком и счастлив, потому что это похоже на фильмы Тарковского...
"В 1969 году у меня было двухстороннее воспаление легких. Я умирал в больнице и просил врача продлить мне жизнь хоть на шесть дней. За эти несколько дней я написал сценарий. В нем идет речь о моем детстве. Когда Тифлис разросся, то старые кладбища стали частью города. И тогда наше светлое, ясное, солнечное правительство решило убрать кладбища и сделать из них парки культуры, то есть деревья, аллеи оставить, а могилы и надгробья убрать. Приезжают бульдозеры и уничтожают кладбище. Тогда ко мне в дом приходят духи - мои предки, потому что они стали бездомными. Мой дед, и моя бабка, и та женщина - соседка, которая сшила мне первую рубашку, тот мужчина - сосед, который первый искупал меня в турецкой бане. В конце я умираю у них на руках, и они, мои предки, меня хоронят. Из всех моих ненаписанных и непоставленных сценариев я бы хотел поставить сначала этот. Я должен вернуться в свое детство, чтобы умереть в нем".
Комментариев нет:
Отправить комментарий